Лиля улыбнулась и игриво, на «мягких лапках» подошла к кушетке.
— Да. Что случилось?
Маяковский забормотал с еще большей скоростью, но разобрать отдельные слова было невозможно. Она улыбнулась и игриво наклонилась над спящим, с улыбкой выдохнув ему прямо в ухо, ласково, почти нежно:
— Володя…
Она, не шевелясь, стояла над ним, пытаясь понять, что он говорит, угадать, какие сны видит. Дверь в комнату слегка скрипнула. Лиля выпрямилась и обернулась. В дверях стоял Осип, в свежей сорочке и серых брюках из английского сукна. Он был гладко выбрит, небольшие усы ровно подстрижены. Видно было, что он только что умылся. На плече было белое вафельное полотенце, углом которого он протирал круглые очки.
— Он еще спит. И видит алкогольно-кокаиновые сны.
Осип посмотрел на спящего и печально добавил:
— Быть таким талантливым и богатым, и совершенно не уметь этими дарами распоряжаться. Да и свободные сексуальные отношения ему совершенно не подходят. Любовь – это не стакан воды, ее недостаточно просто попросить или купить, ее заслужить надо, кто бы что не говорил. Но скоро жизнь отрезвит его парой пощечин, и он, наконец, возьмет себя в руки.
При этом Осип хотел добавить слово «надеюсь», но промолчал и тихо вошел в комнату, приблизившись к Лиле.
Она потянулась ему навстречу, выпрямилась и стала поправлять воротник сорочки своего единственного мужа. При этом от нее не укрылся его взгляд, брошенный мельком на ее полуобнаженное тело. Халатик под ослабленным поясом не столько прятал, сколько открывал ее прелести.
— Богатство, само по себе, никого не делает счастливыми.
Лиля очень любила философию, и многие поэты не зря признавали в ней достойного собеседника. Она отпустила выровненный воротник, но от Осипа не отошла и с легким цинизмом опять посмотрела на спящего:
— А работа поэта ни чем не отличается от работы извозчика. Один управляет лошадью, другой управляет рифмой.
Она повернулась к мужу, пристально посмотрела ему в глаза снизу вверх и, улыбаясь, продолжила:
— А чтобы человек распоряжался своими дарами правильно, нужны те, кто помогает ему держать себя в руках. Лучше служить в ЧК, чем быть извозчиком или поэтом.
Маяковский продолжал что-то бормотать во сне, но супруги уже не обращали внимание на этот монотонный фон. Осип оценил тонкий юмор Лили, взял осторожно одной рукой за полуразвязанный узел пояса, посмотрел сквозь него ниже, туда, где белели ноги и угадывался темный пушок волос между ними. Он привык, что эта женщина практически всегда угадывает его настроение, да что говорить, она угадывает всех мужчин, за очень редким исключением. Осип надел очки, и посмотрел ей в глаза сквозь большие и круглые стекла. На ее губах плясала слишком яркая улыбка, озорной взгляд перемешался с теплым, слегка сбивающимся дыханием. Она грациозно и медленно начала водить бедрами, пояс в руке Осипа ослабевал все больше, халат раскрывался. Все происходящее заводило ее, и она сказала, не боясь, что будет услышана спящим любовником:
— Я знаю, о чем ты думаешь сейчас. Ты хотел бы заняться любовью, прямо здесь. Но не просто, а чтобы он все видел, очень хотел вмешаться, но не мог бы. Чтоб он выл, царапался, плакал, но не смог бы ничего сделать. Ни присоединиться, не разорвать эту порочную связь. А тебя бы это еще больше заводило и возбуждало.